И дольше века длится день,
И не кончается объятье.
Б. Пастернак
И вправду кажется, что дольше века
наш длится день. Подумать, как давно
я вышел после нашей первой ночи
в асфальтовое море на Светлане,
я обернулся, голову задрал, увидел —
ты явилась на балконе
в рубашке белой длинной. Странный танец
исполнила ты там, на высоте:
летали руки, быстрые пробежки
на маленьком бетонном пятачке
казались лёгким радостным круженьем,
а голова была закинута — вот так
прощалась ты со мной и с этой ночью.
Аккомпанировала танцу тишина,
гуленье голубей
и первого автобуса урчанье.
Тогда сказал я сам себе, что не забуду,
что бы ни случилось, я этот танец,
полный доброты,
прощанья, и прощенья, и призыва.
Вот век прошёл (да, кажется, что век!),
мы многое с тобой перешагнули,
немало создали, так много потеряли
и сами начали теряться в этом мире.
Я забываю имена и адреса,
и лица, и сюжеты прежних пьес,
по многу сотен раз мной сыгранных,
я забываю даже,
зачем я начал этот путь,
чего желал, чем клялся, с кем дружил
забыл, забыл…
но на суде,
на Страшном, на последнем,
когда мне скажут — ну, а что ты можешь
сказать в свою защиту? — я отвечу:
Я знаете ли, многим грешен, но…
(вам это, может быть, неважно, непонятно…)
я, знаете ли, я не позабыл
и никогда не забывал, как та,
что стала в будущем моей женой,
и родила мне дочь, и прожила со мной
всю грусть и прелесть этой быстрой жизни,
так вот — я не забыл, как ранним утром
она в пустынном городе — лишь мне —
рукой махала
и танцевала радость на балконе.
The post first appeared on .
