«Меня зовут Брусилов Андрей Иванович. Я родился в 1969, а умер в 2010 году. Я прожил на свете сорок один год и два месяца. Вернее, прожил я восемь месяцев, а существовал в теле тридцать девять с половиной лет – ровно до того дня, как узнал, что у меня рак. Теперь я умер и решил предупредить тех, кто это прочитает, чтобы и они не прожили большую часть жизни так же бессмысленно, как это сделал я.
Родился я в далеком 1969 году. Рос, жил «как все». Это страшное словосочетание, которым, как правило, и обозначается жизнь без смысла. Я был не хуже и не лучше всех моих знакомых. Служил в армии, окончил строительный университет, женился, в девяностых начал заниматься бизнесом. Мечтал о своем доме. Я умел проектировать и знал в этом толк. Сначала организовал небольшую фирму по продаже стройматериалов, потом дело пошло вверх и мы выросли до солидной строительной компании.
Пока я занимался бизнесом, у меня родилась дочь Оксана. Жена не работала, на ней были все домашние дела. Вы знаете, как пахнет тело у маленького ребенка? Говорят, этот запах особенный, его невозможно ни описать, ни сравнить с чем-то, он необыкновенный. Так вот, я этого запаха не знаю. Я изредка брал ребенка на руки, но и то лишь для того, чтобы положить в коляску и пойти в парк погулять. Пока мы гуляли, я прикидывал сметы и рассчитывал, что лучше купить и как выгоднее продать. Поэтому я не заметил, как мой ребенок вырос и самостоятельно пошел ножками, как он сказал первое слово, как учился читать и писать. Мне было некогда. Я уже начал стройку дома по индивидуальному проекту. Кроме дома, на этом же участке я планировал разбить шикарную парковую зону с лавочками, садом камней, фонтаном, садовыми деревьями, чтобы можно было гулять с семьей, сидеть на зеленой лужайке, наслаждаясь пением птиц и неспешно попивая кофе, завернувшись в плед, когда придет осенняя прохлада… Я так мечтал. Но этому не суждено было случиться, потому что я умер.
Когда мы заливали бетон под фундамент дома, дочка пошла в первый класс. Я не смог ее отвести первый раз в школу, потому что была важная встреча с подрядчиками. Когда возводили стены дома, дочка подходила ко мне не раз с просьбой помочь с домашкой. Я целовал ее в головку и отправлял к маме, потому что у меня были важные расчеты.
С женой я также общался редко, потому что… потому что мне надо было работать. От ее просьб пройти погулять я увиливал отговорками, и в конце концов она перестала меня доставать своими просьбами. Даже во время отпуска, когда была возможность побыть вместе, я не отрывался от компьютера, проверял сметы, проводил онлайн заседания, в общем, активно готовился к счастливой жизни, которую мне не суждено было прожить. На самом деле я не жил, я спал и видел сон о том, как буду когда-то жить.
Проснулся я тогда, когда поломал руку, копаясь в саду, при этом усилия мои были сделаны незначительные. Гипс наложили, но непонятна была причина этого перелома. Решили проверить и оказалось, что это метастазы, которые шли от печени. Анализы показали, что они уже везде и об операции не может быть и речи. Все врачи были единодушны в том, что я скоро умру, но были разногласия в отношении того, когда это случится. Сначала я в это не поверил, потом упал на такое дно отчаяния, что если бы меня тогда кто-то пристрелил, то я бы перед этим целовал ему руки. А потом… потом я смирился и принял то, что ухожу из этого мира. И вот тогда я наконец проснулся….
Я с изумлением стал смотреть на мир и с удивлением заметил, что вокруг меня кипит жизнь, о которой я раньше не имел ни малейшего представления. Потрясением для меня был зимний рисунок на окне. Я долго не мог оторваться от его замысловатого узора. Когда я насыпал на подоконник зернышки подсолнуха, то увидел синичек, наверное, тоже первый раз в жизни. Они, оказывается, подлетают и по очереди хватают зернышко, отлетая сразу, чтобы его разлузать на ближайшей ветке. Спокойно и без гама, в отличие от воробьев, которые устраивают драки и разборки, кому больше достанется. Мне осталось совсем мало времени, и я жадно начал жить.
Я взял жену за руку и пошел с ней гулять. Боже мой! Какое это потрясающее чувство, когда в твоей руке рука любимого человека, ты идешь и чувствуешь ее тепло, и тебе больше ничего-ничего не надо. Как я мог этого раньше не понимать!
Дочь…Я зашел к ней в комнату и впервые обнял. Нет, я, конечно же, обнимал ее и раньше, но это были не объятия, а так, поверхностные касания, которые я даже не ощущал. А теперь, первый раз в жизни, я почувствовал ее любовь. Ее нежное маленькое сердце было наполнено любовью и преданностью. Я крепко обнял Ксюшу за хрупкую талию, положил голову на ее плечико и стал рыдать навзрыд, как маленький ребенок. Я не помню, сколько это длилось, но она неподвижно стояла все это время, крепко меня обняв.
Передо мной начал открываться новый мир. Осень угощала меня своими запахами. Мятые листья клена пахли прошедшим жарким летом. Очаровывали своей красотой утренние капельки росы, в выпуклых отражениях которых отражались первые солнечные лучи. Стаи птиц собирались на оголяющихся осенних деревьях и загадочно о чем-то говорили на своем непонятном языке. Я чувствовал, что и они, так же, как и я, боятся лететь в другие края, но и им, так же, как и мне, придется это сделать.
Последний мой отдых на море с семьей был в середине октября. Странно, я ездил с ними на моря иногда даже по два раза в год, но тут впервые для себя обнаружил, что море, оказывается, пахнет. Это романтический запах алых парусов, и мне казалось, что следы на песке оставили воздушные ступни Асоль, когда она ходила вдоль береговой линии, слушала музыку волн и мечтала о своей любви. Море мне напомнило что-то далекое, забытое, детское: родителей, советскую базу отдыха, запах варенных в ведре креветок. Но казалось, что это все было не со мной, а с кем-то другим.
И тут я вдруг вспомнил уже совсем забытый эпизод из моего детства. Когда я помог нашей соседке с пятого этажа спуститься вниз, на лавочку возле подъезда. В доме лифта не было, а у нее были больные ноги. Поэтому она очень редко выходила на улицу. Я помню, как помог ей сесть на скамейку, как она подняла глаза и сказала: «Ах какая благодать, как хорошо-то, какая благодать». Хорошо? На улице слякоть, грязь, сыро, что здесь хорошего? Помню, как я тогда удивился, но ничего не сказал. А вот теперь смотрю на все это и думаю – а как же и впрямь хорошо, какая благодать! Как хорошо, когда ты можешь своими легкими вдыхать вот эту осеннюю свежесть, когда можешь чувствовать на лице мокрые капли дождя…и слез, которые мелкой соленой струйкой стекали с моих угасающих глаз.
Раньше я никогда не молился. Во время венчания батюшка нам сказал, что нужно дома читать «Отче наш» и что-то еще. Я тогда взял себе за правило перед сном читать «Отче наш». Читал я эту молитву механически, как заклинание, и шел спать. Теперь все стало по-другому. Я понял то слово, с которого начиналась молитва. Отец… любящий, от Которого зависит вся моя жизнь, связи с Которым я не имел, а теперь обрел. Странное чувство дикого страха смерти и новых зарождающихся отношений с Богом, основанных на любви. От отчаяния меня спасала лишь надежда на то, что Он, мой Отец, здесь, рядом, что Он меня слышит, понимает, любит, знает, что внутри меня происходит. Это не снимало моих страхов, но как-то преображало их, давало силы владеть собой.
У меня возникла колоссальная потребность в молитве. Не молиться было уже невозможно. Молитва и жизнь стали чем-то целым. Все переосмыслялось радикально. То, что было важным и значимым, стало мелкими и ничтожным. А то, чему я раньше не уделял внимания, стало самым важным. Тепло друзей, любовь родных, непреходящая ценность каждого ускользающего мгновения жизни.
Но ведь, в самом деле, какая разница во что ты одет, какая у тебя машина или сколько у тебя денег. Важно то, что ты можешь любить, жить, делать добро, благодарить, духовно расти. В этом всем и заключается настоящая радость бытия.
Господи Боже мой! Мне только сейчас, на пороге смерти, дошло, что истинным моим призванием, как и каждого из нас, было БЫТЬ, а не ИМЕТЬ. Я должен был давать пример того, каким должен быть муж, отец, друг, просто прохожий по жизни, к жизни не безразличный. Вся моя жизнь до болезни была карнавалом, на котором я танцевал в маске, меняя ее в зависимости от танца и партнера. Я плавал на поверхности воды жизни, в то время, как все самое ценное и значимое было в ее глубине. Я начал болеть и страдать, но мне казалось, что вместе с болью с меня выходит что-то дурное и мерзкое.
Все, что я мог получать от Бога и от людей, вызывало у меня огромное чувство благодарности. На каждый добрый жест, улыбку, доброе движение сердца я готов был ответить объятием и слезами любви. Все люди мне стали казаться такими добрыми и хорошими, да так, что я не переставал удивляться их доброте. Хотелось только одного – всех миловать, всех прощать, всех благодарить, всем желать спасения души.
Когда медсестра зашла ко мне в палату, поправила подушку и одеяло, я уже не мог поблагодарить ее словами, потому что не мог говорить, но сердце мое заплакало слезами благодарности.
Я не мог уже благодарить всех тех, кто стоял у моей могилы, но я каждого из них обнял своим сердцем и со слезами сказал каждому «СПАСИБО». Я хочу, чтобы вы это знали. Знали, что я вас всех очень сильно люблю. Что такое жизнь, я понял только в самом ее конце. И я благодарен Богу, что Он дал мне такую возможность, ведь ее могло бы и не быть. Я понял, что такое счастье. Его невозможно найти, поймать и посадить в баночку. Оно, как мотылек, там умрет.
Счастье – в текущем моменте, оно не уловимо.
Счастье – это радость. Это постоянное непреходящее чувство внутреннего блаженства.
Счастье – это Бог, которого я обрел в конце пути и упал в Его открытые объятия».
The post